| |||
|
| Впечатления 2004-21 |
|
«…и если б только не подлейшие примечания переводчика»
Роберт Л. Бэлнеп. Генезис романа «Братья Карамазовы». Эстетические, идеологические и психологические аспекты создания текста / Пер. с англ. Л.Высоцкого - СПб.: Академический проект, 2003 - 263 с. (Современная западная русистика, т. 45) 1000 экз. У меня уже была «встреча» с Бэлнепом, - (Роберт Л. Бэлнеп. Структура «Братьев Карамазовых», 1997; выложен он и в интернете - http://bw.keytown.com/bookB.htm) – но тогда я не стал ничего писать, так как уже в предисловии к этому изданию нас честно предупредили о некоторых неточностях у автора-«структуралиста» «при передаче подробностей содержания романа», сравнив его с величайшим знатоком лошадей из китайской притчи, который принял «вороного жеребца за гнедую кобылу». После этого не имело смысла искать огрехи, тем более, что «почти все они исправлены в переводе без специальных оговорок» или же «оставлены в тексте и оговорены в примечаниях редактора перевода». Кстати, в самой притче эта кобыла - буланая, а не гнедая, как у Сэлинджера, на которого ссылались авторы предисловия. Вроде бы разница только в оттенках рыжего, но все же, все же… И, главное, непонятно к кому предъявлять претензии. К сожалению, для этой книги Бэлнепа не нашлось хорошего научного редактора, а переводчик не стал править автора – отсюда и «развесистая клюква». И клюкву я упомянул не ради красного словца – чего стоит, к примеру, такой перл: «позволили ему справиться с тягостными воспоминаниями о прошлом - …карточных долгах» (с. 72). Общее впечатление по прочтении – пересказа, вторичности. Большинство из глав похожи на работу, показывающую знание предмета и источников, но не претендующую на какие-либо «откровения». И даже в этом обзоре Бэлнеп умудряется наделать ошибок. (Между прочим, исследования часто используются устаревшие). Но кое-что оригинальное я из книги Бэлнепа все-таки узнал, например, о важности второго предложения: «и эта авторская ремарка отнюдь не случайна, потому что она, во-первых, входит в состав второго предложения 4-й главы, и, стало быть, занимает в ней стратегическое положение» (с. 131). Глава 5, где автор пишет о памяти и претендует на «новизну», написана в стилистике «внушения», с многократным повторением цитат (причем, некоторые из них по полстраницы): «Как установили эти ученые, внушение достигается повторением, и во всех шести десятках предложений из «Братьев Карамазовых», приведенных в этой главе, ровно шестьдесят раз повторяются слова непосредственно связанные с памятью, ее ясностью и непреходящей ценностью» (сс. 122-123). Я даже не стал пересчитывать. История создания романа описывалась не один раз, начиная со вступительной статьи Долинина к текстам черновых записей к «БК», изданным в 1935 году, и кончая примечаниями к соответствующим томам в ПСС, вышедшим в 1976 году. Книга же Бэлнепа вышла в 1990. Я не знаток этого романа, но особых новаций что-то не обнаружил, если не считать замены слов «история создания» «генезисом». Впрочем, есть и другие замены. Например, утерянная драма Достоевского «Жид Янкель» названа политически корректно «Евреем Янкелем». В первых главах речь идет о круге чтения Достоевского на уровне перечисления прочитанных и упомянутых им авторов. И не более того. Причем, создается впечатление о какой-то сакральности для Бэлнепа цифр 30 и 50: «…Сервантес, последнего он упоминает около тридцати раз» (с. 39) – но если судить по словнику к ПСС, то самого Сервантеса он упоминает гораздо реже, а роман о Дон Кихоте гораздо чаще; «В целом, имя Вольтера встречается у Достоевского более тридцати раз» (с. 43) – и действительно, «более», причем, если учитывать его произведения, в несколько раз; «На Руссо Достоевский ссылается около тридцати раз» (с. 43) – в самом деле, «около», если не учитывать его «Исповедь» и другие произведения; «…и более пятидесяти раз – Крылова» (с. 50), «Английского поэта Достоевский упоминает около пятидесяти раз» (с. 50). Тут тоже очень уместно слово «около», предполагающее очень широкие рамки. Да, с цифрами у Бэлнепа проблемы – чего только стоит такой пассаж: «Он упоминает Гейне десяток раз, пять или шесть – Беранже» (с. 50). Так пять или шесть? Что за нерешительность. И что значит - «упоминает»? Если буквально, то только в статье «Книжность и грамотность» Беранже упомянут семь раз! Да и с цитатами в книге тоже не все ладно. У Бэлнепа: «Когда в самом первом из романов Достоевского Макар Девушкин … цитирует строчку «Зачем я не птица, не хищная птица», то это несомненный повтор лермонтовского «Зачем я не птица, не птица полей»…» (с. 51). На самом деле, у Лермонтова: «Зачем я не птица, не ворон степной». (Это переводчик не нашел цитаты, или же так перевели Лермонтова на английский? Блестящая иллюстрация к теме «трудности обратного перевода»). Хорошая версия. Жаль только, что впервые это стихотворение опубликовано в ОЗ лишь в 1859 году. Может, Достоевский знал его по списку (написано оно в 1831)? Но Девушкин говорит именно о книжке… Впрочем, привязка данной цитаты к Лермонтову звучит куда более убедительно, чем последние новации в области комментариев в новом Полном собрании сочинений Ф.М.Достоевского в 18 томах (М.: Воскресенье, 2003): И.Д.Якубович полагает, что это перевод строки «Чому я не сокол, чому не лiтаю…». Ну, тут вообще без комментариев.(Одно дело, когда эта версия высказана в статье, и совсем другое, когда ее включают в академический комментарий). Из-за вторичности при использования нескольких, не всегда совпадающих друг с другом, источников у него часты нестыковки. К примеру, в заголовке Главы 3 о романе «Братья Карамазовы» сказано, что Достоевский «два года писал его», а в конце главы: «Середина 1878 – конец 1880. Процесс непосредственного писания романа» (с. 83). У Достоевского: «Работал его три года, печатал два». Кстати, именно эта цитата тоже приводится у Бэлнепа… Некоторые абзацы я просто не понял (то ли так перевели, то ли так написано?). Например: «При публикации записных книжек и тетрадей Достоевского использовался хронологический принцип и они были отнесены к произведению, которое он писал в тот момент, однако в них содержится и материал, включенный в более поздние сочинения – в том числе, и в роман «Братья Карамазовы»» (с. 69). А далее речь идет о Сибирской тетради, которая, вообще-то, ни с одним произведением не соотносится и публикуется отдельно. И чуть дальше речь идет о записи №196, которая по Бэлнепу ждала «четверть столетия», чтобы ее использовали в «Братьях Карамазовых». Во-первых, она использовалась Достоевским гораздо ранее – в «Записках из Мертвого дома», а во-вторых, некоторые записи использовались в нескольких произведениях – куда же их тогда помещать? О той же записи: «Мы не имеем данных о том, при каких условиях была сделана эта запись, входила ли она в ту тетрадь, которая заполнена Достоевским в тюремной больнице и сохранена одним из фельдшеров, или же писатель восстановил ее позже по памяти» (с. 69). Тут я тоже ничего не понял – ведь Сибирская тетрадь издана в ПСС. Конечно, входила и, судя по номеру, это именно острожный период. Там, где Бэлнеп пытается пересмотреть уже устоявшиеся оценки мемуарных свидетельств (в частности, о голубе в церкви), он делает это очень неуклюже: «Чтобы произвести на нее <Анну Григорьевну> впечатление, Федор Михайлович мог выдать эпизод из «Подростка» за пережитое им личное событие» (с. 148). Во-первых, когда был написан «Подросток», они были женаты уже много лет и Достоевскому совсем не надо было производить никакого «впечатления», и во-вторых, логичнее признать, что все подобные эпизоды идут из одного источника, – детского впечатления – а не из предыдущего романа. Есть у него и неточности в датировках, которые уже никаким переводчиком не объяснишь: «Но 18 мая Достоевский пережил тяжелый удар, выбивший его из колеи на несколько недель. Сын Алексей, его первенец, умер во время эпилептического припадка» (с. 80) - сын Достоевского умер не 18 мая, а 16 - 18 мая его похоронили, да и первенцем его никак нельзя назвать; на с. 146 указана уже правильная дата, но тут же говорится про Алешу и сына Михайлова, что «оба мальчика умерли в четырехлетнем возрасте» – вообще-то, Алеша не дожил до третьего дня рождения; и чуть выше на этой же странице совершенно непонятная фраза: «И письмо Михайлова, и роман Достоевского написаны спустя тринадцать лет после смерти их сыновей» - Алеша умер в том же году, когда получено письмо. «25 июня Достоевский вместе со своим другом философом Владимиром Соловьевым отправился из Москвы в Оптину пустынь» (с. 81) – судя по Летописи, 25 июня он уже находился в Оптиной. Есть и просто неточности: «…в его повестях о провинциальной жизни, написанных в 1860-е годы» (с. 45) – если Бэлнеп имеет в виду «Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково», то написаны они в конце 50-х. «Именно журнал Достоевских «Время» познакомил читателей с творчеством По» (с. 49) – в предисловии к публикации Достоевский отнюдь не претендует на роль первооткрывателя и пишет «Два-три рассказа Эдгара Поэ уже были переведены на русский язык в наших журналах». «22 июня, будучи в Москве, Достоевский продал права на издание романа периодическими выпусками журналу М.Каткова «Русский вестник»» (с. 80) – на самом деле, Катков, действительно, согласился выдать деньги вперед за будущий роман «хотя еще не решено, будет ли он печататься в «РВ». Решение состоится лишь в октябре» (Летопись). «Из Оптиной пустыни Достоевский вернулся прямо в Петербург и сразу отправился в свой дом в Старой Руссе» (с. 81) – вернулся он в Москву, за деньгами от Каткова, а уж оттуда выехал в Старую Руссу. В Главе 6 автор пытается творческий процесс переработки литературных источников и т. п. объяснить двумя «законами». Но попытки всё загнать в определенные схемы приводят к многочисленным натяжкам, которые, впрочем, имеются у него во всем корпусе книги. К примеру: ««Гамлет» и «Бесы» повествуют о том, как потерявший отца молодой человек благородных кровей, приехавший из-за границы, взрывает вместе с друзьями сонное спокойствие провинциальной столицы, где властвует его мать со своим новым мужем, бездарным правителем, и все это кончается очень плохо и для самого молодого человека, и для его возлюбленной, и для всего города» (сс. 40-41) – сомневаюсь, что в этом описании можно увидеть «Бесов». «Его предшественниками являются Свидригайлов, Рогожин, Ставрогин, Версилов. Каждому из них в соответствующем романе противостоит более молодой и целомудренный герой, с которым у них возникает определенное взаимопонимание» (с. 98) – вряд ли Раскольников подходит под определение «целомудренный»; Рогожину же противостоит герой одного с ним возраста (Рогожин «лет двадцати семи», а Мышкин «тоже лет двадцати шести или двадцати семи»); и хотелось бы узнать, кто же, такой молодой и целомудренный, противостоит Ставрогину… А уж Заключение книги (Глава 9) написано вообще в вульгаризаторском духе, с позиций Ракитина и, упомянутого Бэлнепом, Баллина. Причем все психологические «изыски» автора имеют очень малое отношение не только к «Братьям Карамазовым», но и вообще к Достоевскому. |
| Впечатления 2004-22 |
|
«Крикун почти всегда бездарен по природе своей и
других тащит в бездну, пошлым, неумелым толкованием дела пугая публику» Татьяна Касаткина. О творящей природе слова. Онтологичность слова в творчестве Ф.М.Достоевского как основа «реализма в высшем смысле» / Комиссия по изучению творчества Ф.М.Достоевского Института мировой литературы им. А.М.Горького РАН - М.: ИМЛИ РАН, 2004 - 479 с. 1000 экз. Честно говоря, я не собирался читать эту книгу – вряд ли что-то можно почерпнуть у автора, которого считаешь представителем ортодоксально-духовного направления в литературоведении – с их учительным пафосом и с их жесткими рамками, в которые они загоняют Достоевского, пытаясь сотворить из него «истинно христианского писателя». А у Касаткиной все эти тенденциозные, усеченные прочтения к тому же перемешаны со столь фантастическими толкованиями, что нынешним постмодернистам с их «одержимостью скрытым смыслом» далеко до нее. Сказать же очередное «фи» – слишком маленькое возмещение за время, потраченное на ознакомление почти что с пятьюстами страницами неудобоваримого текста. Но, прочитав в предуведомлении к книге о важности примечаний, я понял – это все же мой клиент: комментарии к комментариям – любимый жанр Василия Васильевича и аз многогрешного. Пользуясь им, я могу, как и раньше, выискивать у Татьяны Касаткиной «блох», не возражая по существу - трудно спорить с автором, который говорит не столько о писателе, сколько от его имени, и для которого Достоевский лишь повод высказать какие-то свои мысли (а еще труднее спорить с отцами-пустынниками, цитатами из Евангелия на церковнославянском и молитвами – могут заподозрить в неверии-с). Итак, по порядку. Странно, что Касаткина, при ее тяге к уточнению значений слов, с ее, вроде бы, настроенностью на поиск смыслов «слова, которые не предусмотрены конкретным контекстуальным его употреблением» (с. 43), не видит двусмысленностей в некоторых своих фразах (действительно, «своя своих не познаша»): к примеру, мне – после всех ее статей - в словах «Особенно это касается творчества Ф.М.Достоевского» (с. 42), слышится то, что она в своей книге только касается Достоевского. (Это – шутка. А вот дальше – всё уже вполне серьезно). Я уже не раз убеждался в «филологической глухоте» Касаткиной (как-то она во фразе «Ваш муж пьян лошадь изтопталь» посчитала пьяною – лошадь, а не мужа; кстати, и в этой книге «она снова сделала это» – с. 328), но она не перестает меня удивлять. В следующем оьороте: «образ главного героя настолько довлеет восприятию исследователей» (с. 47), она, как я понял, имеет в виду «господствует, тяготеет» (но тогда надо – «над чем-либо»), но, при своей тяге к христанской семантизации использовала кальку с выражения «довлеет дневи злоба его» (где, действительно, должно быть – «чему»), а там слово «довлеет» имеет совсем иной смысл – «довольно, достаточно», т.е. получается - «удовлетворяет». (Подробнее об этом слове можно прочитать, например, в книге Виноградова «История слов»). Вот еще цитата: «Если Достоевский делает купол церкви из сна Раскольникова зеленым и постоянно поминает зеленый платок Сони, то это никоим образом не случайное совпадение» (с. 46). Я уже как-то писал о зеленом цвете у Касаткиной – поэтому не буду повторяться, хотя до сих пор не могу понять, что же тогда означает зеленый от пьянства цвет лица или же зеленые столики в распивочной. Но смутил меня у Касаткиной как раз не упор на зеленый купол церкви (не совсем обычный для православной церкви, где купол храма означает отнюдь не покров или венец Богородицы – с. 323, а «твердь небесную»), а «зеленый платок Сони» – если быть точным, то он, как следует из текста романа, «общий», а вначале его носила все-таки Катерина Ивановна. Я бы сказал, если уж делать упор на этот драдедамовый платок, об общей трагической судьбе всех Мармеладовых (кстати, и Поля носит драдедамовый бурнусик). Меня также не убедило и «обличение» Раскольникова, обнаруженное автором в словах «Ишь нарезался» (с. 43) – вообще-то, он Лизавету зарубил, т.е. тогда следовало бы сказать «нарубился». А коль скоро Касаткиной хочется найти нечто подобное, то - на таком уровне – оно, конечно же, в романе имеется (дарю!): «Не гр-р-РУБИянить, сударь!» (6, 77). (Разрыв в 100 страниц означает не отсутствие на них ляпов, а только то, что главы, после Введения, предшествующие этой, я просто пролистал). «Цитата – от латинского cito – вызываю, привожу» (с. 154). В словаре русского языка в 4 томах сказано, что слово «цитата» происходит от citare – называть. (Я, конечно, не знаток латинского языка, но слово cito, кажется, означает в том числе и «быстро» - встречал его в каком-то романе Кальмана Миксата) Не говорю, что Касаткина не знает текстов, и даже уверен в обратном – поэтому, в отличие от других авторов, не проверяю у нее цитаты из Достоевского. Но иногда все-таки «спотыкаешься». К примеру, она пишет о «луче, играющем на куполе колокольни» - в «Идиоте» (с. 161), но в романе речь идет о лучах сверкавших от крыши собора. «Однако более вероятно, что Достоевскому был известен полный текст: странно было бы, если бы Достоевский, всю жизнь любивший Пушкина, с юности его боготворивший, бредивший им, не знал стихотворения, известного и доступного анонимному автору «Современника»» (с. 166). Судя по записной тетради 1880-1881 гг. (27, 44), Достоевский именно это четверостишие помнил не очень хорошо. А вот что, действительно, странно, так это то, что Касаткина тоже, видимо, не очень хорошо его помнит – в огромной цитате из Ермиловой (с. 175-176) приведена та же строфа, причем с ошибкой (У нее: «Встретил он Марию деву», но вообще-то он «видел» – чуть выше говорится об одном виденье), и это никак не откомментировано! Кстати, с цитированием стихов Касаткиной что-то не очень везет – вот и с детской сказкой в стихах «Самонадеянный Федя» (с. 199) она попала В ВПРОСАК. Относительно исторического имени князя Мышкина (с. 168). Я могу понять, когда художник Федоров, у которого, наверное, Касаткина и позаимствовала идею о доминирующем зеленом цвете в «Идиоте», пытается представить предком князя архитектора Мышкина, но нам-то нужен именно князь. У меня под рукой нет Истории Карамзина, но в Истории Соловьева, тоже упоминающейся в романе, есть князья Мышецкие, род которых постепенно сошел на нет (и, между прочим, жили они примерно в тех же краях, откуда пошли Достоевские). «В замечательной работе Сары Янг, посвященной анализу роли картины Гольбейна «Христос в гробу» в структуре романа» (с. 178) – странно, что редактор не помнит название работы из редактируемого им сборника, посвященного роману «Идиот» (там картина названа «Христос в могиле»; так же она называется и в этой книге – к примеру, на с. 159). «Демонами называли стихийные, естественные силы земли» (с. 180). Греки считали несколько иначе – в их мифологии это сверхъестественные силы, и каждому при рождении доставался свой демон. В христианских же представлениях демон ассоциируется с нечистой, бесовской силой. А вот пример обещанного «комментария к комментариям». «Ольга Меерсон отметила, что «гражданином кантона Ури» Ставрогин впервые называется лишь после того, как совершит самоубийство» (с. 205). Вообще-то, так Ставрогин пишет о себе в письме к Даше, пришедшем за день до самоубийства - и именно его цитирует в своей книге Касаткина (с. 178). «Ну, а «Родион» (греч.) значит «розовый», «Роман» (греч.) – крепкий. Родион Романович – розовый Крепкого» (с. 325). Все эти прочтения притянуты за уши, хотя бы потому, что с одинаковыми именами встречаются совершенно противоположные по характеру персонажи. К примеру, хотя «Феодор – Божий дар» (с. 242), никуда не денешь Федора Павловича Карамазова и Федьку Каторжного. (Кстати, именно этим «открытием» Касаткиной могут воспользоваться и виноделы – выпустить, например, розовое крепкое «Родион Романович»). Снова цитата из Касаткиной: «красный цвет (что поддерживается и традицией изображений Христа Вседержителя) ассоциировался с Христом» (с. 341). Существует и совершенно противоположный взгляд на этот цвет – «В облике человека – красный специфичен для него в качестве признака вульгарной телесности, животности, грубой мясистости, как, например, у некоторых каторжан в «Записках из Мертвого дома»: «…один высокий, плотный, мясистый, настоящий мясник, лицо его красно» (С.М.Соловьев. Изобразительные средства в творчестве Ф.М.Достоевского, с. 217). «Между тем, дом Рогожина неоднократно именуют «кладбищем»» (с. 385). «Неоднократно» - в переводе с касаткинского - это один раз. И в заключение хотел бы сказать об общем впечатлении от книги. Она не оставляет впечатления целостности: много повторов, внутренняя противоречивость и т.п. Честнее было бы назвать ее сборником работ, изданных автором в такие-то годы. |
| Впечатления 2004-23 |
|
«ибо что мы теперь в науке:
недоучки и дилетанты» Это был человек твердый и неуклонный, упорно и прямолинейно идущий к своей точке, если только эта точка по каким-нибудь причинам (часто удивительно нелогическим) становилась пред ним как непреложная истина. Ф. М. Достоевский «Братья Карамазовы» Валерий Шевченко. Достоевский. Парадоксы творчества - М.: Издательство «ОГНИ», 2004 - 411 с. (Библиотека русской культуры) 600 экз. (со) Так получилось, что «Трактат о Смердякове», входящий в данную книгу, был опубликован в том же номере Альманаха «Достоевский и мировая культура», где и моя первая (и единственная) заметка – т. е. не заметить его я никак не мог. Но тогда, в 1998 году, я еще не имел возможностей донести свои впечатления до всех желающих оные услышать, а для себя переводить их в нечто вербализованное не имело смысла. Сейчас же, когда, наверное, подошло время «собирать камни» - вышли как бы итоговые книги Касаткиной, Федорова, Шевченко (а у меня появился свой сайт), представился удобный случай написать, что же я думаю об этой работе. Если бы автор остановился на романе «Братья Карамазовы», то не стоило бы тратить время на полемику – парадоксальные конструкции для того и создаются, чтобы проверять на прочность закостеневшие представления. К сожалению, Шевченко «попал в колею» – теперь и Настасью Филипповну убил не Рогожин, а Мышкин (или она сама зарезалась?), а в дальнейшем, наверное, узнаем, что и Раскольников никого не убивал (ему всё почудилось в горячечном бреду). Короче, наговаривают Повествователи на этих персонажей. И я не утрирую – вот цитаты из книги: «Мы знаем о «признаниях» героев (Раскольникова, Ставрогина, Рогожина, Смердякова) в совершенных преступлениях. Но мы не знаем, достоверны ли эти «признания»» (с. 201) (Кстати, без буквы Ё всё звучит довольно двусмысленно); «Совершенно очевидно, что Горянчиков, Раскольников, Рогожин и Смердяков – убийцы. Они же во всем «признались». Но это тоже неправильно. Они невиновны» (с. 202). Почему было занимательно в первый раз читать «Трактат о Смердякове»? Общеизвестно, что Достоевский в письме к Лебедевой написал, что «Старика Карамазова убил слуга Смердяков». И хотелось узнать, как выкрутится автор из этой «ситуации». Если с цитатами из романа Шевченко не особенно церемонится – всё, что не вписывается в его теорию, он списывает на Повествователя (или на то, что так должно было быть в продолжении романа), то тут (с письмом Достоевского) ему нужно было проявить чудеса изворотливости (и перещеголять самого Фетюковича), чтобы черное представить белым. Увы, он не сумел привести какой-либо убедительной аргументации и просто «ушел в сторону» - начал с письма, а закончил пересказом работы о «Бове-Королевиче». Причем, процитировал письмо с искажениями: «перед своим отъездом в Москву и высказать ему ясно и категорически свое отношение к замышляемому им злодеянию» (с. 179) – должно быть: «отбытием»; «отвращение». (На с. 319, где Шевченко уже не нужно ничего опровергать, это письмо приведено без ошибок). Спорить с ним по поводу основных положений его книги бессмысленно – мы стоим на противоположных точках зрения на творчество Достоевского: Шевченко считает, что тот писал для будущих толкователей и «расшифровщиков кодов» («Не напрасно Федор Михайлович говорил о том, что его романы люди оценят только через несколько поколений» – с. 201. Между прочим, цитаты, подтверждающей это высказывание, автор так и не привел); я же – что Достоевский писал книги для обыкновенных читателей («Публика, читатели – другое дело: они всегда меня поддерживали»). Относительно же толкования Валерием Шевченко некоторых цитат из романа - могу только сказать, что полку касаткинцев (хоть и невольных) прибыло. Но есть в этой книге положения, с которыми я категорически не согласен. Вот некоторые из них: «То есть мусульмане – и Достоевский тоже: в списках статейных арестантов острога, где отбывал каторгу Федор Михайлович, никакого мусульманина Алея с братьями не значилось (3, 4; 282) – считают не ложным, а истинным объявленное Церковью апокрифическим «Евангелие детства (Евангелие от Фомы)». И это дает повод для серьезных размышлений» (с. 28). В самом деле, тут есть о чем поразмышлять. Во-первых, меня смутила двусмысленная фраза «в списках статейных арестантов острога» – из-за инверсии получились не «статейные списки», а «статейные арестанты»; во-вторых, Шевченко некорректно ссылается на ПСС – там действительно говорится: «Ни один из них не подходит под описание» (4, 282), но чуть дальше: «Наиболее вероятным прототипом Алея был Али Делек Тат Оглы, 26 лет»; и в-третьих, при чем тут Евангелие детства? (каковое в последнее время что-то слишком часто упоминается) - речь идет о книгах Корана (его Достоевский читал в Семипалатинске), в котором и говорится о сделанной из глины птице, которую Иса оживил: «Он сотворит из глины образ птицы и дунет в него, и будет он птицей по изволению Аллаха» (Сура 3: 49 - В примечаниях к этому месту в «Записках из Мертвого дома» почему-то указано – Сура III, 43, хотя в данной Суре речь идет просто об Исе). ««Дерзнул» - народное выражение из «Полной лубочной сказки о Бове-Королевиче». Трижды повторенное в романе Достоевским, это выражение показывает, что сказка была хорошо известна не только Смердякову, но и Григорию, и Ивану. Она читалась и обсуждалась в доме Федора Павловича (как и в семье Достоевских)» (с. 192). У меня нет под рукой того текста сказки, который цитируется в книге, но я уверен, что там везде употребляется просто слово «дерзнул» (как в цитате на с. 182), а не выражение «Он меня дерзнул» (взятое из Сибирской тетради), имеющее несколько иной смысл. А само слово «дерзнул» очень распространено и употреблялось вообще в языке древнерусской письменности. Встречается оно у Достоевского и до «Братьев Карамазовых» – например, в «Бедных людях»: «Что мне только достоверно известно, так это то, что прошлый год у нас Аксентий Осипович таким же образом дерзнул на личность Петра Петровича, но по секрету, он это сделал по секрету» (1, 67). Что еще? Действительно, некоторые выражения из «Бовы-Королевича» попали в народную речь – те же «Маркобруновы дворяна» (из Сибирской тетради), и Достоевский, конечно же, читал в детстве эту сказку, но вот, что читал он именно тот «полный» вариант (а их было множество), в котором это слово употреблено – сомневаюсь. (Кстати, более привычные нам глаголы «дерзить, надерзить» вошли в обиход только в 60-е годы XIX века. К примеру, в романе Лескова «На ножах» слово «надерзил» упоминается еще как «новодел».). «Почему Алеша, получивший после смерти Федора Павловича наследство, «приодевшись и став совсем красавчиком», не сделал даже того, что сделал его беспутный и развратный отец: «Он вдруг взял тысячу рублей и свез ее в наш монастырь на помин души своей супруги»? (3, 14; 22)» (с. 263). Очень вовремя прервал цитату Шевченко, иначе бы читатель его книги узнал, что на помин «не второй, не матери Алеши, не «кликуши», а первой, Аделаиды Ивановны, которая колотила его». «В «Черновых набросках» к роману Достоевского Иван Карамазов говорит об Алеше Смердякову (Смердякову!): «Ну это сморчок сопливый. Может только говорить. Говядина» (3, 15; 331)» (с. 264); «Это, наконец, подтверждают “Черновые наброски” к роману: “Ну, это сморчок сопливый. Может только говорить. Говядина” (3, 15; 331), - говорит об Алеше Иван Смердякову, который для Ивана далеко “не дурак”». Честно говоря, я знаком с «Братьями Карамазовыми» только как читатель – поэтому мне трудно спорить с Шевченко. Но всё равно я бы (на его месте) с такой уверенностью не стал утверждать, что это Иван говорит об Алеше: во-первых, записано это «по левому полю снизу вверх» (Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования – Л., 1935, с.258), а в ПСС даже сказано, что «вписано и перечеркнуто» (15, 331); и во-вторых, в тексте романа это относится к Ракитину: «Ракитин говорит, что можно любить человечество и без бога. Ну это сморчок сопливый может только так утверждать, а я понять не могу» (15, 32). «…а о гитаре и умении играть на ней Смердякова сказать забыл. И не вспомнит о ней до конца своей повести. Раз появившись в главе «Смердяков с гитарой», музыкальный инструмент бесследно исчезнет и не будет упомянут до конца повествования» (сс. 289-290). Тут я просто приведу цитату из Достоевского: «…и которой Смердяков пел тогда свои песни и играл на гитаре» (15, 41). «…то ни за что бы не решился выкинуть такую шутку <…> И вот этот-то Коля Красоткин (Коля, а не Автор романа), лгавший ради «зверской шутки» две недели» (с. 125). Тут у Шевченко путаница: «зверской шутке» научил Илюшу Смердяков, а Коля выкинул «такую штуку». Между прочим, когда пишешь такие парадоксальные вещи, надо «тщательнее» относиться к цитированию Достоевского, а в этой книге постоянные искажения текстов (замена слов, многочисленные перестановки, неуказанные пропуски и добавления слов, причем при этом постоянно постулируется, что «Достоевский исключительно точен в каждом слове»). Перечислять их все я не буду – просто приведу примеры наиболее извращающих смысл замен: «странно глядя» (с. 121) – «смотря»; «услышав крик» (с. 137) – «услыхал»; «в тишине и во мраке» (с. 137) – «в тиши»; «обронил его в растерянности» (с. 141) – «в рассеянности, в потерянности»; «стоящую отпертой» (с. 143) – «стоявшую»; «замелькало что-то необычное» (с. 144) – «необычайное»; «обмыли уксусом» (с. 147) – «водой с уксусом»; «Сквозняк» (с. 165) – «Сквозник»; «другого никого нет» (с. 167) – «выхода нет»; «условные знаки» (с. 167) – «условленные»; «многих переубедил» (с. 170) – «переуверил»; «раздраженно проговорил» (с. 181) – «раздражительно»; «От больших споров я уклоняюсь» (с. 191) – «удаляюсь»; «такой, однако же факт» (с. 191) – «какой»; «самом простом и естественном» (с. 205) – «пустом»; «пригородном имении» (с. 210) – «подгородном»; «всю их деликатность и добросовестность» (с. 215) – «аккуратность»; «написанную» (с. 220) – «писанную»; «ровно как чугунный» (с. 229) – «равно»; «мнение о том» (с. 231) – «сомнение»; «послана постель» (с. 235) – «постлана»; «напротив, желаете» (с. 260) – «жалеете»; «пресекающимся голосом» (с. 260) – «пересекающимся»; «особой чувствительности» (с. 262) – «особенной»; «многочисленные и разнообразные мотивы» (с. 264) – «многоразличные»; «хочет стать оригинальностью» (с. 266) – «оригинальною и самостоятельною»; «вскричал он» (с. 271) – «крикнул»; «выложил желтый билетик» (с. 287) – «желтенький»; «хотя бы даже на часть!» (с. 292) – «честь!»; «Помилуйте!» (с. 302) – «Помилосердуйте!»; «отказали-с!» (с. 302) – «отказались-с!»; «злобно завистливое» (с. 306) – «знойно»; «поговорить есть чего» (с. 308) – «переговорить»; «проговорил он вдруг с усмешкой» (с. 312) – «он с холодною усмешкой»; «смеялся он вовсе не оттого, что было так смешно» (с. 326) – «засмеялся», «весело»; «непременно тогда рассчитывали» (с. 327) – «беспременно»; «отчасти расстроенным» (с. 333) – «расстроен»; «нетерпеливый вопрос» (с. 333) – «спрос»; «уезжаете лишь от страха одного» (с. 335) – «от греха»; «странно усмехаясь» (с. 370) – «ухмыляясь». ««Не прЕтворялся ли он (Смердяков – В.Ш.) в день катастрофы?» (3, 15; 43). Нет, не прЕтворялся» (сс. 332-333) – без комментариев. «…отправивший Дмитрия к «легавому», заведомо зная, что «легавый» (Горсткин)» (с. 176) – вообще-то, он Лягавый. «Расставили нас, в двадцати шагах друг от друга … глазом не сморгну» (с. 284) – «в двенадцати», «не смигну»; «примерно шагов за двенадцать от калитки» (с. 304) – «за пятнадцать». «и никто-то не знает, ГДЕ у него деньги лежат, кроме лакея Смердякова» (с. 127) – у Достоевского просто «ЧТО у него деньги лежат»; «передал ей где и КОГДА постучаться» (с. 128) – должно быть «где и КУДА». После таких «мелких исправлений», подгоняющих тексты под теорию, невольно подумаешь, «а не подтасовано ли и всё остальное?». «упало как бы с неба» (с. 115) – должно быть «упало бы как с неба». Вроде, небольшая перестановка, а смысл изменился. ««Книга первая» романа начинается словами: «Алексей Федорович был третьим сыном помещика нашего уезда Федора Павловича Карамазова»» (с. 98). Как все-таки любят «улучшать» слог Федора Михайловича – в тексте романа: «Алексей Федорович Карамазов». «Значит убил брат, а не он, Иван» (с. 346) – «Значит убил брат, а не Смердяков. Не Смердяков, то, стало быть, и не он, Иван». «это ведь не я говорю густыми красками, преувеличениями и гиперболами, <…>, а лицо моего романа Иван Карамазов. Это его пафос, а не мой» (с. 331). Очень показательный пример «избирательного цитирования» у Шевченко – выпущены два очень важных слова: «Это его язык, его слог, его пафос, а не мой». Если же упомянуть и слог, и язык, то сразу же возникают вопросы о Повествователе и т. п. |
| русская виртуальная библиотека_Достоевский, с/с в 15 т. |
| ЖУРНАЛ М.М и Ф.М. ДОСТОЕВСКИХ "ВРЕМЯ" |
| ЖУРНАЛ М.М и Ф.М. ДОСТОЕВСКИХ "ЭПОХА" |
| ЖУРНАЛ Ф.М.ДОСТОЕВСКОГО "ГРАЖДАНИН" |
| Напишите мне |
